11.02.2022

Артем Екимов: Москва становится лидером цифровизации в ритуальной отрасли

О том, что изменится в ритуальной отрасли с принятием нового законодательства, как коронавирус повлиял на сферу, какие кладбища планируют открыть в Москве в ближайшее время, и чем интересна архитектура кладбищ, в интервью РИА Новости рассказал директор ГБУ "Ритуал" Артем Екимов. Беседовала Ольга Овчинникова.

– Артем Александрович, какие есть проблемы в похоронном законодательстве? И какие вы видите пути решения этих проблем?

– Основная проблема действующего похоронного законодательства, на мой взгляд, – недостаточность конкретизированных правил, по которым бы действовала, существовала наша отрасль. То есть с 1996 года, с момента запуска предыдущего закона, регулирующего сферу, во-первых, прошло достаточное количество времени, а, во-вторых, поменялись базовые установления, технологии и социально-экономические модели в различных сферах жизни в стране. Мы видим достаточно серьезное усиление роли государства в других сферах, а похоронная отрасль за это время госрегулирование, скорее, утратила. То есть понятно, что можно и нужно говорить о развитии конкуренции, в первую очередь добросовестной, это благие такие цели, но если рассматривать все-таки более сбалансированный подход, а не раскручивать конкуренцию до состояния анархии, то, конечно, конкретные правила ко всем участникам рынка должны быть внедрены, озвучены, урегулированы законом. В первую очередь, это касается, безусловно, рынка агентских услуг, а в регионах еще и рынка услуг на кладбищах, где-то он катастрофически анархичный. И вот все эти картинки с места – битвы за клиента чуть ли не в могиле, битвы за заказчика у дверей и даже в самой квартире, где оплакивают усопшего, это все результат в определенном смысле недорегулированности. То есть конкуренция в добросовестную так и не превратилась.

– То есть это проблемы и для агентов, и для людей?

– В первую очередь, конечно, для людей. Сложившаяся рыночная ситуация зиждется на восприятии утратившего близкого человека со стороны теневых агентов не как объекта сочувствия, содействия, как должно быть, а как объекта манипуляции, злоупотребления, наживы. В Москве на одну смерть приходится около восьми агентов. Можно представить, как они будут беспринципно изгаляться, чтобы оформить заказ, покрыв свои издержки, связанные с покупкой информации. И возложив их на заказчика, который в этот момент нуждается единственно в поддержке. В рамках действующего законодательства большинство компаний действует совершенно в анархическом ключе. Да, основная цель бизнеса – получение прибыли, но есть понятие социальной ответственности. В чем она, если исходить из базовых установок, в том числе, состоит? Для начала – в широком смысле, в качестве оказываемых людям услуг, но оно на теневом рынке низкое и потребительское. В обеспечении занятости, но по городу рыщут "теневики" без какой-либо организационной принадлежности. В обеспечении своевременной и полной уплаты налогов, но у большинства компаний налоговая нагрузка колеблется на уровне 3-4%, для сравнения доля налогов и сборов по отношению к доходу ГБУ "Ритуал" составляет более 30%.

– А как новое законодательство решит эти проблемы?

– Предполагается, что новое законодательство, внедрив систему лицензирования или квазилицензирования, определит правила действия для участников рынка, установив максимально исчерпывающие, детализированные требования ко всем субъектам отрасли. За счет этих новелл, по сути известных, трансформировав их деятельность в более транспарентную, упорядоченную и ответственную. И это не какой-то там гостоталитаризм, в той или иной мере госрегулирование действует в каждой развитой стране мира. Это нормально, цивилизованно, правильно. И в конечном итоге – во благо потребителя, во благо человека.

– И какие акценты будут расставлены, чтобы сделать деятельность прозрачной?

– Понятно, что могут быть установлены полномочия органов власти субъектов, в части определения порядка деятельности участников рынка, будут в большей степени конкретизированы требования к их инфраструктуре, вплоть до того, что должно представлять собой место приёма заказов, в том числе похоронный дом, чем должно быть функционально наполнено, какие услуги там должны быть оказаны, требования к кадровым ресурсам этой организации, соответствие агентов требованиям профессиональных стандартов, а в части взаимодействия с заказчиком – следование стандартным нормам гражданско-правовых отношений, отражение их фактов в единых государственных системах и безусловно развитие систем до уровня получения услуги в формате одного цифрового окна. Впоследствии предстоит большая работа по детализации базовых фундаментальных установок уже на региональном уровне.

Говоря об участниках рынка, имею в виду и неочевидных игроков тоже. Например, медицинских работников, вовлеченных в похоронную компетенцию своим участием в оказании целого ряда услуг, базово являющихся ритуальными. Вообще совмещение медицинских и ритуальных услуг в деятельности одного субъекта, на мой взгляд, социально девиантно по сути.

– В России предложили ввести статью за мошенничество в сфере ритуальных услуг. Как вы относитесь к таким инициативам?

– Действия недобросовестных участников рынка попадают под целый ряд статей Уголовного кодекса, могут квалифицироваться по-разному абсолютно. Другое дело, что, возможно, не хватает административных составов, например, где-то штрафных санкций, за ту же самую деятельность без разрешений, деятельность с нарушениями установленного порядка, за покупку информации о факте смерти и так далее. Здесь необязательно говорить о переводе в плоскость уголовно-процессуальную, тем более и сейчас мы видим примеры правоприменения, когда деятельность недобросовестных участников рынка квалифицируется уже по действующим составам.

17 января, 08:59

В России предложили наказывать за мошенничество в ритуальных услугах

– Как на текущий момент обычным людям, у которых умер близкий человек, бороться с "черными" агентами?

– Здесь, конечно, сложно так эффективно советовать, потому что, естественно, в таком психоэмоциональном состоянии ранее услышанные рекомендации не воплощаются в поведенческий паттерн, так как люди сосредоточены на своем горе. Важно не вверять все свои действия внезапному этому "чертику" из подъезда, с левыми бланками и такими же задачами. То есть не принимать скоропалительных решений, к которым тебя принуждают, по сути.

– А есть ли в Москве проблема с незаконными захоронениями, стихийными кладбищами?

– Нет, в Москве как раз их нет. Поэтому закон, в первую очередь, будет полезен для регионов. Потому что в Москве кладбища и крематории и де-юре и де-факто находятся в управлении государственного учреждения, города, так что ситуация стабильная и понятная, все кладбища откадастрированы, имеют границы, улажены земельные правоотношения, деятельность этих кладбищ осуществляется в установленном правительством Москвы порядке, понятны основания для выдачи решений для захоронения, для осуществления погребения и так далее. А вот в регионах это в большей степени проблема, ибо где-то кладбища не учтены, границы не определены, а там, где они установлены, захоронения выходят за их пределы, при этом развитие инфраструктуры заблокировано, ведь расходы по содержанию кладбищ несет муниципалитет, пытаясь выкроить их из общего многозадачного бюджета, а все доходы от кладбищ находятся в руках криминально активных компаний, самовольно их захвативших. В Москве этого нет, полноценным хозяином городского кладбища является город, как это и должно быть. Наверное, было бы правильно распространить эту практику и на все регионы. Конкуренция кладбищ различной формы собственности возможна, почему нет, если они действуют в установленном порядке, по одинаковым правилам, а вот конкуренция внутри кладбищ, это не то, что должен видеть человек, провожающий своего родственника в последний путь.

– Ждать ли еще какие-то значимые изменения в ритуальной сфере в этом году?

– Можно говорить о проектах, которые, скорее всего, найдут отражение в законе, в части, касающейся инвентаризации кладбищ и мест захоронений. Мы в Москве, достаточно давно предвосхищая запросы времени, эту работу уже в значительной степени провели. На первом этапе мы оцифровали все архивы – записи о семи миллионах захороненных, а это 15 миллионов документов. Следующий этап – мы активно наращиваем темпы в части инвентаризация мест захоронений. По сути мы формируем место захоронения, как полноценный объект права, если угодно, с присвоенными GPS-координатами, с установленными размерами, характеристиками, с постоянной актуализацией этих сведений в одной общей системе, которую можно сравнить, скажем, с кадастровой картой, с отражением всех захороненных в этом месте фиксацией всех субъектов права по этому месту захоронения. Вот это будет базовым прорывом в сфере цифровизации отрасли в целом. Уже в этом году мы планируем запустить пилотные электронные клиентские сервисы на базе этой bigdata. Очевидно, что Москва и в этом сегменте тоже станет на международном уровне лидером.

– Много известных личностей умерло в последнее время, их хоронят крупных кладбищах – Троекуровское, Новодевичье. А как принимается решение о захоронении на этих кладбищах, если существует определенный лимит мест? И где при этом хоронят остальных москвичей?

– Решение принимается сообразно заслугам, есть правила, которые устанавливают возможность выделения участка безвозмездно на закрытом для свободного захоронения кладбище, лицам, имеющим особые услуги перед государством или городом. Каждый случай рассматривается индивидуально соответствующим органом исполнительной власти субъекта. Что касается других москвичей, есть несколько вариантов. Первое – это захоронение родственное, в существующие могилы, и на уровне Москвы мы, ориентируясь на обращения людей, уже расширили перечень людей, которые могут захораниваться в эту могилу – от родственников до свойственников, потому что действующее законодательство не очень конкретизирует этот список. А ведь семья – не только кровное родство, семья – это еще родственники со стороны супруга или супруги. Второе – возможно приобретение права на размещение семейно-родового захоронения. Москва еще в 2015 году внедрила эту программу, и любой человек может приобрести, упрощенно говоря, участок на кладбище, в рамках транспарентой процедуры, деньги поступают в казначейство, заключается договор с муниципалитетом. Во всех остальных субъектах доход от реализации мест для захоронения такого рода в муниципалитет не поступают, а деньги получают те самые упомянутые самоназначенные теневые распорядители на кладбище, что, на мой взгляд, в корне неправильно. И третья возможность – это захоронения на открытых кладбищах. Москва постоянно поддерживает пул таковых, сейчас это Ястребковское кладбище, Зеленоградское кладбище и в середине – в конце этого года мы откроем для захоронения новую очередь Домодедовского кладбища. Места там предоставляются безвозмездно также любому москвичу.

– Вы сказали про захоронения родовые, то есть участок может купить даже не москвич?

– Ограничений нет.

– Как изменил коронавирус похоронную сферу?

– В первую очередь, изменил сферу нагрузкой, безусловно, количественный показатель погребаемых вырос. Но, опять же, у государственной системы, и в этом ее преимущество, запас прочности достаточно большой, поэтому мы с этими нагрузками справились, в отличие, кстати, от тех регионов, стран, где действуют или частные, или квазичастные крематории. Частные крематории в России вообще непонятно как юридически функционируют, исходя из того, что действующее законодательство не предусматривает их существование в принципе. Мы фиксировали случаи, в рамках обращения к нам, когда эти частные крематории отказывали в приеме ковидных тел. Возвращаясь к вопросу социальной ответственности, нерегулируемый коммерческий сектор всегда выберет прибыль, естественно, а государственный сектор всегда выберет выполнение задач, поставленных тем же самым государством как учредителем.

Понятно, что развивались какие-то дистанционные услуги, мы так реагировали на возможный спрос, особенно в период непонимания распространяемости вируса, придумали стеклянные крышки для прощания, придумали дистанционные проводы в последний путь с подключением максимально возможного количества людей к трансляции из зала, дистанционные услуги связаны с благоустройством могил. Но, не сказал бы, что спрос был ажиотажным, люди предпочли выждать момент и посетить места захоронения лично.

– Вы сказали, что выросло число усопших. Какой видите рост?

– Все эти данные доступны, мы видим показатели смертности с 2020 года в свободном доступе, видим волны: май-июнь 2020 года, конец 2020 года, середина 2021 года, октябрь-ноябрь 2021 года. По январю 2022 года мы отмечаем относительный спад по погребениям.

– Вы уже заговорили про крематории, увеличился ли спрос именно на такой способ захоронений?

– Этот спрос, я бы даже сказал – вынужденный спрос, увеличился во время первой волны коронавируса, когда Роспотребнадзор выпустил соответствующие рекомендации по применению предпочтительной формы погребения в виде кремации. И тогда на две-три недели количество кремаций составило 72% из общего объема погребений, 28%, соответственно, – захоронение в землю. Но буквально через месяц эти пропорции зафиксировались на внекризисном уровне 56-57% – это кремации, и 43-44% – это захоронения в землю. Сейчас пропорция аналогична.

– А планируется ли строительство новых крематориев в ближайшие годы?

– Планируется и осуществляется реконструкция действующих крематориев. Например, проводится модернизация Митинского крематория, приступаем к Николо-Архангельскому. Предполагалось начать эти работы в 2020-2021 годах, но реализация была отложена из-за понятной эпидемиологической ситуации. Приостанавливать работу крематориев в условиях непредсказуемой летальности было бы слишком рискованно. Реконструкция затрагивает, в первую очередь, кремационное оборудование, то есть все печи, которые были установлены в крематориях еще в советское время, с низкими в современных условиях производственными возможностями и экологическим характеристиками, мы меняем на печи современного образца. И в принципе этих печей будет более чем достаточно как для стандартного уровня погребения в форме кремации, так и для вообще любых скачков смертности, которые мы наблюдали на протяжении последних двух лет.

– А действуют ли сейчас эпидемиологические ограничения на похоронах?

– Эти нормы типовые, то есть ровно те же, что и для других объектов потребительского рынка, – масочный режим, социальная дистанция, обработка оборудования дезинфицирующими средствами.

– А как обстоят дела с вакцинацией в ГБУ "Ритуал"?

– У нас привито от коронавируса 96% от общего количества работников, и 100% тех, кто находится в контактной зоне.

– Изменилась ли посещаемость кладбищ в период коронавируса?

– На самом деле, давно восстановился поток, сразу же после локдауна, когда и кладбища были закрыты для посещения тоже. Сейчас этот объём выровнялся и характеризуется теми же показателями, что и до пандемии.

– Работают ли в вашей отрасли мигранты? Если так, то планируете ли сокращать их число, как это сделали в сферах ЖКХ, строительства?

– Мигранты у нас давно не работают, с 2015 года мы опираемся на внутрироссийские кадровые ресурсы. В штате организации, а это 3,5 тысячи человек, трудоустроены исключительно граждане России.

– А нехватка кадров существует?

– Нет, наоборот. Существует даже некая "скамейка запасных", и в достаточном количестве. Мы намеренно привлекли специалистов из других отраслей потребительского рынка, контактеры с людьми приходят к нам из разного рода ритейла. Этим самым мы делаем сферу более открытой и менее тревожной для восприятия. Мне кажется, нам удаётся, исходя из того, что достаточно большое количество людей, не имевших ранее отношения к ритуальной сфере, хотят работать у нас.

– По сути запустили искренний сервис, как в столичных МФЦ и поликлиниках?

– Искренний сервис? Безусловно. Взаимодействовать с людьми должен эмпатичный человек.

– А планируется ли в ближайшие годы открыть еще кладбища, кроме Домодедовского, о котором вы упомянули?

– Мы еще вводим в эксплуатацию вторую очередь Ястребковского кладбища, порядка 20 гектар.

– А на сколько лет хватит действующих мощностей, и как будет развиваться сфера, когда закончится лимит на кладбищах?

– Он в ближайшие десятилетия, очевидно, не закончится, исходя из того, что действующего банка кладбищ, перечень которых ранее озвучен, хватит ориентировочно на 30-40 лет. А дальше – земельные ресурсы города существуют в достаточном объеме. И наша цель, задача обеспечить возможность, подчеркиваю, свободного выбора человека формы погребения на долгие годы вперед.

– Какое кладбище вы считаете самым красивым в Москве?

– Это же абсолютный субъективизм и стандарты восприятия. Введенское – нездешняя готика, Ваганьковское – исторические личности, Рогожское – староверы. Но мне ближе, пожалуй, первое кладбище, построенное по правильному принципу, благоустроительному, архитектурному, в духе позднесоветского модернизма – Троекуровское кладбище. Кстати, в этом году приступаем к его ремонту, демонтажу наслоений 90-х и нулевых, к приведению его к первичным архитектурным моделям. Да, по другим кладбищам со 100-200-летней историей ходят экскурсии, но они "заселены" более хаотично, при этом состояние могильных сооружений – зона ответственности физических лиц –не идеально, конечно.

– Если мы заговорили про экскурсии, считаете ли вы кладбища частью культурного кода столицы?

– Безусловно. Знаете, у нас на кладбищах города порядка 2,5 тысячи могильных сооружений признано объектами культурного наследия. Отдельные элементы, архитектурные фрагменты благоустройства, ограждения, входные группы также признаны объектами культурного наследия. Один только статус указывает на то, что, безусловно, это ценно, это код, это, как минимум, предмет внимания.

– А чем может быть интересна архитектура кладбища?

– Это всегда выражение современного, на момент создания кладбища, архитектурного и культурного кода, представление о стандартах благоустройстве, представление о воплощении памяти, предпочтения о формах погребения. Допустим, Рогожское кладбище, Введенское кладбище демонстрируют на данный момент утраченную и с трудом восстанавливаемую культуру склепов. В склепах сейчас мало кто захоранивает, это достаточно сложная затратная конструкция. Но, кстати, мы видим возвращение к этим традициям и запрос на них на Троекуровском кладбище.

– А у туристов пользуются популярностью экскурсии?

– У туристов пользуются популярностью экскурсии на "понятные" им кладбища – Ваганьковское, Новодевичье и Введенское кладбища. Новодевичье кладбище, что интересно, пользуется спросом у китайских туристов. Дело в том, что там захоронен видный партийный деятель, председатель ЦК КПК в 1930-е годы – Ван Мин, и его могила является объектом своего рода поклонения. Ваганьковское кладбище – оно справедливо представляется некрополем известных творческих людей: Есенин, Высоцкий и иже с ними. Новодевичье – в широком смысле кладбище политических номенклатурных деятелей. У Введенского – европейское лицо, такое старое европейское лицо.

– Меняется ли отношение у людей к кладбищам? Насколько сейчас корректно гулять по кладбищу, как по парку, допустим?

– Я бы сказал, что это движение происходит. Все-таки прогулки по кладбищу сейчас – это в большей степени вынужденное действо. Но страх медленно, но исчезает.

– То есть призраков там не встретить?

– Их однозначно не встретить. А вот от самого предположения о возможности встречи призрака человек, видимо, тоже избавляется.

– А что в целом сейчас в тренде в похоронной отрасли? Вы сказали уже, интерес к склепам появляется, а еще какие тренды?

– Вы знаете, это сфера, где все-таки особенно при первичном захоронении, действует традиционный уклад. И здесь, в отличие от других отраслей, предложение формирует спрос. Допустим, 5-6 лет назад стандартное захоронение это была просто копка могилы, опускание гроба, закапывание землей и установка креста. И сверху покосившаяся, сразу покосившаяся, ограда. Сейчас среднее захоронение – это драпировка могилы, укладка лапника, всегда шатер для прощания у могилы, в 10-15% случаев использование сингуматора, QR-код на памятник. Прощание в залах сопровождается диджиталвизуализацией образов.

Понятно, что сам человек сосредоточен в этот момент на другом, ему, как правило, не до эстетики погребального обряда. Мемориальные предпочтения в большей степени про спрос осмысленный. А предпочтения похоронные – они про предложение, и мы стараемся его максимально наполнять.

– А пытаются ли сэкономить на похоронах или наоборот сейчас пытаются на широкую ногу проводить в последний путь?

– Исходя из того, что похороны – это сакральное действо, по-настоящему ритуальное, наш человек, воспитанный в традиционном, в значительной части религиозном укладе, он все-таки на этом как минимум не экономит.

Источник: РИА НОВОСТИ